Рассказы

Его разбудил телефонный звонок. И сразу ослепило огромное негреющее солнце, застрявшее в белой оконной раме.
- Возьми трубку, тебя! – побудным голосом крикнула вошедшая в спальню бабушка.
Андрей посмотрел на неё незрячими глазами и удивился – на фоне белого холодного шара бабушка была коричневой и чуть отливала зеленью.

Белым-бело за окном. Бело, морозно - хряпает снег под ногой - хрусть, хрусть, хрумс. Зима, зима!
Зима настоящая: в снежной шапке-ушанке, в валенках, в варежках на резинке. И мороз - дед Мороз, тоже не опереточный нарумяненный дядечка с дурацкой ватной бородой, а самый настоящий, мохнатый и косматый, здоровенный злющий дед - и днем хозяин, а ночью так и говорить нечего - такая стужа, что деревья стреляют, лопаются.

Удар пришёлся прямо в зубы. От удара сознание Глеба содрогнулось, съежилось, словно пытаясь спрятаться, его руки растерянно опустились. И хотя ситуация была такова, что ожидать удара следовало, Глеб не верил, что стоящий напротив него парень сможет так решительно приступить к делу. Но он приступил; приступил, легко и стремительно нарушив его неприкосновенность, и верить в это приходилось. Удары сыпались на Глеба откуда-то из враждебного, гулкого и незнакомого пространства, и колокол гудел в голове.

Остановившись на мосту, Илья прикуривает сигарету. Сплевывает вниз, в грязную жижу обмелевшей реки...
Экскаватор судорожно скребет заваленное сором русло...
Убийство...
Черепичные крыши, неяркое, католическое почти, неуютное... небо...
Остров плача...
Черная тяжелая вода в моей голове... постоянно...
Белый дом "Панорамы"... Мой непосредственный начальник, сейчас, очевидно, активно потеющий в спортзале, как-то обмолвился, что хотел бы в этом доме жить. Что ж, губа у него не дура, вкус есть, вид из окон, наверное, красивый: на предместье и на реку, в которой отражаются огни проспекта.

Сергей Григорьевич Иващенко работал в г.Борисове коммерческим директором фирмы "Фомальгаут", занятой преимущественно грузоперевозками и поставками в Россию оборудования Бобруйского Машиностроительного Завода. Был он роста среднего, сбит был крепко, стригся коротко, как и положено отечественному бизнесмену, который всегда не только деловой человек, но и немного бандит, обладал своеобразным чувством юмора и любил после работы погонять в спортзале в футбол.

Ночь была муторной, жаркой, словно пропитанная потом подушка.
Ночь прерывалась приступами дурноты и головной боли.
Подушка душила.
Ночи предшествовали пьяный загул и дискотека, какие-то стрёмные девки.
Андрей попытался собрать ночь воедино, но это удалось ему не сразу… Была, точно была, маленькая и тёмная дрянная забегаловка, потому были обломы с незапомнившимися оцепенелыми барышнями… Потом вроде какие-то подруги повелись, и был медленный похабный танец с рукоблудием и поцелуями взасос…
На миг всплывало красное лицо Игоря, говорящего: - Ты чё, кабан?

Он появился у меня весной, год назад.
Я тогда работал декоратором в театре. Я был плохим декоратором. Плохим, бесцветным.
Мне негде было брать живые яркие цвета – после развода я жил один, и в моей квартире со мной жило только эхо. Вообразите!
Я постоянно слышал свое присутствие.
Только свое – шаги, дыхание.

Они сошлись ранней весной, когда студеное голубое небо отражалось в лужах и ручьях.
Они сошлись, словно мартовский кот и мартовская кошка, прямо среди голых прутьев и грязных худосочных сугробов.
Им не было никакой нужды сходиться, но весенний шальной ветроворот закрутил их и столкнул лицом к лицу.
У неё были крашеные светлые волосы, крупные плотоядные губы и беззащитный близорукие глаза.
У него была насмешливая улыбка, а глаза скрывались за стёклами тёмных очков.
У неё было роскошное тело: тугая виноградная грудь, рельефный живот и широкие бёдра.

Плотовщик был сутул и долговяз, с гривой седых волос и белой щетиной на подбородке, с большими коричневыми руками.
Он походил на отощавшего за зиму медведя. Серые глаза смотрели пристально и спокойно.
На нем была старая тельняшка и замызганные джинсы, а на обнаженном плече красовалась татуировка: белый медведь за штурвалом и его, плотовщика, группа крови – первая отрицательная.

Этот день для рыбалки был, мягко говоря, неудачным: мы проспали все на свете, хотя с вечера договорились, что встаем в шесть. И когда я вышел во двор, то на рыбалку уже не собирался: было часов десять, если не больше, небо было чистым, и висело в небе белое слепящее солнце. Облака отсутствовали.

Заканчивалась первая декада ноября. Это означало, что на улице должен был стоять промозглый волчий холод, но его не было.
День был удивительно теплый, сырой и молчаливый, почти мертвый.
Не то, чтобы на улице было меньше прохожих, просто само их присутствие не бросалось в глаза. Даже машины звучали как-то приглушенно, словно старались быть незаметнее. На улицах было тихо, и только в неярком прозрачном небе пронзительно каркали вороны.

- Зря мы Томку одну оставили. Надо было хоть валерьянки ей дать. Ты звякни ей, как придешь. - сказал Андрей и скосил глаза в сторону и вниз, на огонёк Шуркиной сигареты, мерцающий в темноте.
Позвоню, конечно. - устало ответил огонёк.
Огонёк помолчал, померцал и зло добавил: - Нет, ну какие же они подонки!
Андрей пожал плечами, отвернулся к бульвару.

Я где-то слышал, что ОСЬМИНОГИ наделены разумом более мощным, чем имеется даже у дельфинов, разумом, который практически равен человеческому, но отличается от оного повышенным скептицизмом, из-за которого, кстати, осьминоги так и не сваяли свою собственную осьминожью цивилизацию - т.е. они бы могли, но оно им сто лет не надо.