Стихи цикла «Теплая планета»
Луг белел, а вдалеке
Тёмный лес стоял.
И лыжи
зазывали налегке
прогуляться;
Съехать с кручи,
Одолеть трамплин в прыжке,
И, разрезав снег скрипучий,
подлететь стрелой к реке.
И, представив себе живо,
Как, в гусарском кураже,
Встану я на край обрыва;
как на быстром вираже
обогну кусты и брёвна,
промелькну, как метеор,
и спикирую я ровно
к белой речке, на простор,
Я пленился перспективой,
Чай допил, со стула встал;
И, одевшись торопливо,
Быстро к горке побежал.
И поднялся,
улыбнулся,
Покачнулся
- Расскажу забавный случай.
Дело было в январе,
И стоял мороз трескучий
На дворе…
Солнце грелось на подушке,
Жарко был натоплен дом.
И синицы у кормушки,
Будто гости за столом,
суетились. Печь гудела.
Крутобокий самовар
И галантно, и умело
Чай по чашкам разливал.
За окном,
к деревне ближе,
на краю,
И помчался!..
И споткнулся!..
И кульнулся
в полынью.
Не опишет и Петрарка,
Как по глади снеговой
Я, с обломком лыжной палки,
улепётывал домой!
А мороз, жестоко раня,
Издевался: - Не взыщи!..
Хорошо, на помощь баня
и пылающие щи,
и бутылка водки русской
подоспели в тот же час,
и горячая закуска,
И беседа…
как сейчас.
…Чай. Пирог. Зима-хозяйка,
Благодушие и лень.
Я рассказываю байки,
Завершая зимний день.
Деловитыми поварятами
Мои пёсы из жизни земной.
А у двери собаки ждали бы
У меня на самом виду,
Так и лезли бы, и мешали бы
Мне готовить для них еду.
Не пытайте: как, редко ли, часто ли
Я ругал бы голодных собак,
Чтоб они на порог не шастали!
Ну, ругал бы! – Но всякий псяк
Понимал бы (они умеют!) –
Несмотря на свирепый мой вид;
Как упрямец и малый с норовом
После смерти я настою,
Чтобы дали мне должность повара
На кухне в собачьем Раю.
Чтобы я там гремел ухватами,
И сновали там вместе со мной
Что вот тут-то его отогреют,
Что вот здесь-то он будет сыт;
Что для каждого лоботряса –
С родословной он или без,
Наготовил я каши и мяса,
И что каждый лохматый балбес,
Не вполне отгадавший загадки,
Как попал он в эти места,
Теперь будет в полном порядке,
Как за пазухой у Христа.
перспектива,
И включишь лампу торопливо,
Увидев в проруби окна
Лица овал,
оскал,
движенье,
И чьих-то глаз пустой провал –
И это будет отраженье! –
Но ты решишь, что слаб и мал.
И, ощутив в груди стесненье,
Свой пульс нащупаешь рукой,
Потом померяешь давленье
(Чтоб вовсе растеряв покой,
Ползти на кухню за
Однажды ночью
ты поймешь,
Что жизнь твоя была напрасна;
Себя почувствуешь несчастным,
В окно посмотришь и вздохнешь.
И ты увидишь, как темна,
Как безнадежна
аптечкой,
Вести сердечным каплям счёт),
как вдруг
в кроватке человечек
заплачет и тебя спасёт.
Заплачет жалобно и тонко,
И, бросив капли и стакан,
Ты поспешишь на зов ребёнка,
Как сильный добрый великан.
И убаюкивая кроху,
Решишь в душевной полноте:
- А всё совсем не так уж плохо! –
И улыбнешься в темноте.
Тая секрет в озерах глаз,
Они сердились понарошку,
И знали,
Что настанет час,
И будем мы, как все, картошку
В преддверии осенних дней
Копать,
в мешки ссыпать на даче,
И рассуждать начнем иначе,
Став и скромнее, и умней;
И, эстафету переняв,
Возьмем и заведем теплицы,
И перестанем суетиться,
От глупости своей устав;
Мы были юны и мятежны,
Держали всех за дураков,
Судили обо всем небрежно
И презирали стариков
За их занудство и заботу,
За неизменный огород,
в котором каждую субботу,
как муравьи, из года в год
Они копались со смиреньем,
Упорством глупым нас беся,
И колдовали над вареньем,
О помощи нас не прося.
И,
лабутены променяв
На вечный тот «шлафрок на вате»,
Забросим в спорах время тратить,
Внезапно осознав, кто прав.
Мы, в стариках узнав себя,
вдруг переймем всю их науку;
И будем сетовать на внуков,
Сердясь на них и их любя.
