Стихи цикла «Русский мир»
Я думал рассказать про Русский Мир,
Увы, о нем я знаю крайне мало…
Быть может, рассказать вам для начала
Про старый двор? Про сталинский ампир
В снегу сокрытого Смоленского вокзала? –
Там на стене висит «Совет в Филях»,
И отдыхает Тёркин после боя;
Про то, как с горки едут на санях
мальчишки, и с лохматой головою,
Румяный, мокрый, шапку потеряв,
Задиристый, я сам лечу со склона,
И бабушка, внучку кричать устав,
Сердясь, уходит в комнату с балкона?
И про горячий бабушкин обед,
Про варежки на жаркой батарее,
Про то, как мой могучий, добрый дед
Пыхтит цыгаркой? А когда темнее
Становится, и ночь идёт на двор,
И кот-мурлыка призывает звёзды,
И тихо цепенеет сонный бор,
Под одеялом – ибо очень поздно
И спать пора – читать запрещено! –
Фонарик свет бросает на страницы?..
Морозный месяц смотрится в окно,
Я не дышу, я словно вижу лица
Героев книг – о, сколько было вас,
Богов войны и Прометеев мира!
Я рос, переходя из класса в класс,
И вы росли… Варяжскую секиру
И острый меч оставив до поры,
Как завершенье векового спора
Вы возносили в горние миры
Кресты и маковки Покровского Собора.
С собой взяв лишь топор да каравай,
Вы раздвигали горизонтов стены;
Я вместе с вами шел и плыл за край
Вам ставшей слишком тесной Ойкумены.
Где спит Луна? Зачем ревет норд-ост?
Сколь много не отвеченных вопросов! –
И наблюдал за бездной, полной звёзд
Пытливый, беспокойный Ломоносов.
Температура.
ШпрИцы-и-врачи.
Февраль. Рёв ветра. Белые метели.
Меня лечили черные грачи
негромким звоном мартовской капели.
Я вскакивал, и не включая свет,
выглядывал в холодное оконце,
и в небе наблюдал парад планет,
Протуберанцы, ядерное Солнце.
Мой Русский Мир шёл в новые века –
Из войн, из голода, разутый и раздетый,
Поднялся он – и вдруг за облака
ушёл грохочущей ступенчатой ракетой.
Он лирику и физику смешал,
в научном поиске себе найдя отраду,
И в мыслях уже время покорял
в ускоренном режиме Темпограда.
И мы изменим
времени полёт,
чтоб Пушкин мог отметить тридцать восемь.
Хотя и без того я каждый год
К нему летаю в Болдинскую Осень.
И возвращаюсь к Рождеству – всё спит,
Я Гоголя читаю пред лампадой,
И Русский Мир вокруг меня звенит
Непостижимой сказочной громадой.
Когда-нибудь, когда пора придёт,
Несчастьям многим вспомнится начало:
А это – девяносто первый год,
Тот год, когда моей страны не стало…
- В моей семье беды тогда не знали! –
Спасибо Небу, беды были далеки;
но Родину уже на ханства рвали
Не княжьей крови мелкие князьки!
Уж эти
понимали, как начать,
И, проявив завидную сноровку,
Невозмутимо, с лёгкою издевкой,
на всё свою амбарную печать лепили.
И они придали вес
и силу текстам новых конституций,
И возвели в ранг доблести процесс,
Из всех возможных видов проституций
Похабнейший, пустивший время вспять
(Он кем-то был воспринят как нелепость,
Но был логичным, придающим крепость
Практически всему!)…
Процесс же был таков:
Чтоб было по уму
Всё сделано
(с прицелом в перспективу),
Всё прокрутив в уме неторопливо,
Лжедмитрии мои
решили воспитать
Послушных псов –
чтоб новые границы
Надёжно друг от друга охранять,
Затем ещё,
чтоб было, чем гордиться
лабазникам,
и чтобы заставлять
ненужных умников помалкивать…
Для этого
все книги
неоднозначных тем
(Интриги, так интриги!)
Переписать отдали ровно тем,
Кто их писать-то вроде как умел,
Тем, кто тогда уже имел
Солидный опыт в угожденье
Власть предержащим;
в обхожденье
Понятлив был,
кто был не против стать
в улусах новых новыми жрецами,
при кафедрах профессорами!
Отдали им! – Велели указать:
- Акцент на центробежные явленья!
И – расписать без промедленья,
про то, что мы, мол, сами по себе,
мы чемпионы в музыке, ходьбе,
науке! – Ловко дёргаем струну,
умеем лихо прыгать в ширину,
мы работящие,
а наш большой сосед
последние две сотни лет
нас постоянно объедает,
тиранит и надоедает,
С землею хочет нас сравнять
И независимость отнять.
Всё было ясно,
словно Божий свет!
Работа началась,
и вскорости сосед
был явлен, яко враг!
Как внешняя угроза!
Как меч Дамоклов!
Как «Голодомор»!
Как смерть от засухи!
Как струпья от мороза!
Был явлен как насильник
И как вор!
Как похититель древней славы!..
Примерно так орёл двуглавый,
И даже с алою звездой
Освободитель и герой
С победным майским кумачом,
Не смог барьер
Ак-кре-ди-та-ций
Перешагнуть…
И прочих процедур,
Для новой жизни новых наций
Необходимых… стал бичом
и пугалом! –
И с каждым новым днём
Для жизней новых
будет становиться
Он пугалом всё бОльшим…
Будет длиться
И дальше наваждение, и связь
Времён прервётся!..
Не боясь,
Ни обвинений, ни расплаты
За преступленья прежних дней,
С воспитанным уже электоратом
В согласье, будет хаять «москалей»
Царёк «свободного народа» –
Что ж, такова теперь «свобода»! –
И лучше вам не спорить с ней…
Тревожно мне…
Тревожно. И не спится.
Но знаю, что пройдут года невзгод,
Интриг и смут,
И вновь соединится
мой, натрое разрубленный, народ.
Бывало хуже!
И, однако, крепла
В бореньях Русь – и нынче не предаст;
И Фениксом поднимется из пепла,
И каждому по совести воздаст.
