Воды старой Миссисипи
И темны и глубоки,
Я гляжу в дагерротипе,
Как за поворот реки
Уплывает плот
героев
Марка Твена;
Как восход,
Разогнав лучи по венам
Мелких рек, ступает вброд;
И как судно паровое
Колесом по волнам бьёт –
Оторвавшись от причала,
Посылает вдаль гудки;
День берет свое начало,
Облака бегут, легки;
Как мустанги по равнинам,
Сотрясая юный мир,
мчатся,
скачут по долинам,
и навстречу им фронтир
приближается,
я вижу
полыхающий костёр
он далёк, но он всё ближе;
и в гигантских складках гор
вдруг угадываю лики
древних духов и вождей,
пляшут огненные блики,
и вокруг – на много дней
переездов, переходов
нет жилища и следа,
только долгий вой койотов,
только небо. Иногда
смерчей чёрные воронки
на краю пустой земли.
Чье-то старенькое ранчо,
погребенное в пыли.
Остов топливной колонки
у дороги, а вдали
конные ряды команчей
на бигбордах.
Блеск реклам.
Сан-Франциско: не робея,
прут трамваи по холмам.
Легендарные «Харлеи».
Рашен-Хилл.
Уолтер Хилл.
Голливудские злодеи.
Дикий Запад.
Коди Билл.
Джинсы, рок-н-ролл и «жвачка».
Хиппи.
Яппи.
Голливуд.
Сигарет ковбойских пачка.
Хэм. Уитмен. Воннегут.
Водопады и пороги.
Дебри штата Орегон.
Я не дома, я - «В дороге»,
и свободой опьянён.
Я рисую, как умею,
Стамперов угрюмый дом.
Звёздный флаг упрямо реет
Над кукушкиным гнездом.
Ночь задушить утренним галстуком;
День утопить в вечернем вине! -
Кто дорисует картину? -
Как дюжий капрал на железном коне
Топчет ресниц паутину;
Топчет раздумья, топчет сомнения,
Топчет безжалостно вечер сиреневый;
Консервно скалятся звезды:
- Спасите!..
- Нет! Поздно, поздно...
Готовы обоймы депрессий!
Заряжены поезда!
Ржавеет живая вода!
Ползут на снега
Ряды
Похоронных процессий:
Мятая скатерть, букашки!
А я так люблю
Хруст свежей морозной рубашки
И бодрость от утренней чашки! -
Горячей кофейной чашки.
Эскадру латают в доке.
Шаг твердый. Широкий.
- Эй, это чья койка с краю?
Курсант, да никак ты скучаешь?
- Никак нет! Я не скучаю!
- А что?
Доложить!
- Я сапоги начищаю! -
Вот! Чтобы завтра быть
- и оставаться вечно! -
В ваших глазах безупречным!
Потом буду чистить зубы,
И, по отбою – спать!
- Отлично, курсант! "Пять"!
Лязгнет винтовки затвор,
И голос судьи будет ровен -
Мы будем стрелять в упор:
В каждого, кто виновен!
Виновны же будут все!
Делаем, как учили,
Поезд гремит вдоль шоссе,
Наматывая мили,
Накручивая трупы
На лязгающие колёса.
От горизонта косо
Солнце роняет лучи.
Всё безнадежно и глупо.
Впрочем, молчи. Молчи.
Нечего больше добавить:
Мне уже сорок шесть лет,
и сорок семь из них я - не поэт!
Этого не исправить…
Мимо проносится станция -
Не будем грустить, будем петь! -
Моя дорогая Констанция
Сегодня должна умереть!
Долго шагаем вдвоем.
Куртка моя промокла.
Сквозь запотевшие стёкла
Смотрим, как под дождём
Бегут с остановки люди.
Дверь закрывается. Будем
Молча смотреть в окно.
Будем молчать. Будем ехать.
Этому не помеха
Дождь;
Как и то, что темно.
Трамвай, громыхая, несёт
Нас в ночь.
В никуда. Ниоткуда.
Никто нас нигде не ждёт.
Но я ожидаю чуда.
Цветной перекрёсточный свет
Стекает в мазутные лужи.
Сейчас бы горячий ужин.
Сейчас бы клетчатый плед.
Протяжный и долгий звон –
Трамвай, как бы между прочим,
в блюз чернокожей ночи
вплетает свой старческий стон.
